АКТРИСОЙ Я СТАЛА БЛАГОДАРЯ ПАПЕ. Он сказал мне: «Иди и вжарь як следует. Никого не бойся. Иди и дуй свое!» И вот я «дула» свое!
МАМА ОТНОСИЛАСЬ КО МНЕ ДОВОЛЬНО КРИТИЧНО: «Ну что Люся? Девочка не очень красивая — лоб большой, уши торчат...»
МОЕ ПОЛУПРОЛЕТАРСКОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ и характер вылезали из всех швов моих платьев.
У МЕНЯ В ЖИЗНИ НИКОГДА НЕ БЫЛО такой возможности — хлопнуть дверью и уйти. А вот меня уходили. И я была вынуждена элементарно добывать себе хлеб. В Голливуде такое никому не снилось! Если бы кто-нибудь из них снялся в «Карнавальной ночи», которая принесла миллиарды рублей... А я после картины угол снимала.
НЕЛЬЗЯ БЫТЬ В ПРОСТОЕ — мотор, свет, текст, форма, костюм — и ты опять живешь. Пусть даже и картина средненькая. Я почти 15 лет не снималась, поэтому была готова на все, что угодно.
РЕЖИССЕРЫ УЖЕ НЕ СМОТРЕЛИ В МОЮ СТОРОНУ или делали вид, что меня не знают. А мне потом нужно было сделать вид, что я не помню, что они меня тогда не помнили. А я, к сожалению, помню все.
У МЕНЯ ТОЛЬКО В 30 ЛЕТ квартира появилась. И не от государства, а от развода.
ЭТО СЕЙЧАС СУПЕРТЕХНИКА, долби-шмолби, а тогда я пела в трамвайный микрофон.
ПОСЛЕ «КАРНАВАЛЬНОЙ НОЧИ» мне прислали письмо из комитета комсомола: «Вы там танцуете и у вас колено видно! Как можно?!» Это было целое событие: колено!
В ТЕАТРЕ РОЛЬ МОЖНО ЖДАТЬ ГОДАМИ. Знаете, так недолго и состариться.
В ФИЛЬМЕ «МАМА» Я ЗДОРОВО УПАЛА на катке — ногу собирали по кусочкам. 19 осколков. Одна нога с тех пор почти на полтора сантиметра короче другой. Но или так, или без ноги — ниже колена ее бы отрезали. Я звонила из больницы Зиновию Гердту и спрашивала, можно ли после операции устроиться к нему в театр кукол.
ЧЕРЕЗ ТРИ С ПОЛОВИНОЙ НЕДЕЛИ ПОСЛЕ ОПЕРАЦИИ, с гипсом и со всеми штырями и титановыми пластинками, меня повезли в Румынию, на каталочке. На общих планах за меня прыгала девушка-дублер — за рогами было непонятно, что это не я. А на крупных планах работала сама. Козлята прикрывали мою ногу.
ПАРАДОКСАЛЬНО, НО ИМЕННО ТОГДА У МЕНЯ БЫЛ ЗАВАЛ РАБОТЫ. Все режиссеры, которые раньше не замечали меня, вдруг встрепенулись: «Я не мыслю картины без вашего участия, дорогая!». Я говорила: «Я не могу ходить!» — «Ходить не надо, будете только садиться и вставать».
Я ВСЕ ВРЕМЯ НА КАБЛУКАХ. Без них я падаю назад. Даже домашняя обувь с каблучком.
ЖЕНСКИЙ ОРГАНИЗМ — ЭТО ВАМ НЕ ГАРМОНЬ: потолстею-поxудею, потолстею-поxудею. Надо держать себя в рукаx.
Я ОБОЖАЮ ОПЕРАТОРОВ. Это мужская работа. Это не актер, который xодит с зеркальцем в кармане. Я вообще не понимаю, как можно в актера влюбиться.
Я БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ ВЫШЛА ЗАМУЖ один раз и на всю жизнь — я однолюб.
ЕСЛИ МЕНЯ ОБМАНЫВАЮТ — я не могу смотреть ему в глаза после этого. И ухожу, исчезаю. Я же Скорпион, серая ящерица. Ей обрубили хвост, она уползает, где-то трясется в пещере, потом хвост вырастает, она опять вылезает. Это про меня.
Я НИКОГДА НЕ ПИЛА, НЕ КУРИЛА. Никогда не гуляла до утра. Выпила, голова кружится — ой, не мое. Курить меня столько раз учили. Ну не могу я — организм выталкивает.
БАСИЛАШВИЛИ ЗАКРЫТ. Сначала я даже не знала, как его отчество. Первый кадр — зима, финал картины, мы где-то в Люберцах, холод, ужас, 28 градусов. Обоим хочется в уборную. А это ж поле голое, гора. Он с одной стороны пописал, я с другой. А к концу картины это был родной человек.
САМОИРОНИЯ — ХОРОШАЯ БРОНЯ.
ЛЮБОМУ БЛАГОДАРНОМУ ЧЕЛОВЕКУ и я благодарна. Я очень благодарная. Очень.
В ДЕТСТВЕ, на школьном утреннике мой праздничный костюм всегда состоял из форменной фуражки почтальона и житковской «толстой сумки» на ремне.
В МОЕМ ПОНИМАНИИ СТИЛЬНО ВЫГЛЯДЕТЬ — это прежде всего не быть смешной. Самое страшное для человека — быть смешным. Не уметь взглянуть на себя со стороны.
ДОМА Я ВСЕ С СЕБЯ СБРАСЫВАЮ. Там я такая несчастная. Тихонько хожу, могу ссутулиться. Увидев меня дома, во мне можно разочароваться.
ЕСЛИ Я ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ ПРИШЛА НЕ УСТАЛОЙ, значит, что-то не так сделала, не выложилась до конца.
Я считаю, что учить других можно только собственным примером, а нотации бесполезны.
Слово «счастье» похоже на «сейчас», и поэтому оно не может быть чем-то отдаленным.
«Дорогие мои ребята, пожалуйста, верьте в себя, любите, ничего не бойтесь,будьте свободными, рискуйте. Понимаете, жизнь такая штука, что вроде бы ты вот молодой, молодой, молодой, а потом бац — и конец. Оглядываешься и думаешь о том, как много всего не сделал потому что боялся, стеснялся, струсил. Не надо ничего бояться. Рискуйте. Пусть даже вы ошибётесь. Это жизнь. И главное, конечно, любите друг друга. Всегда, каждую минуту. Любите…»